— На мой взгляд, текст является отличной метафорой города, причем как в семиотическом, так и в буквальном смысле слова. Структура текста очень напоминает структуру городского пространства. В тексте есть отдельные буквы, слоги, слова, есть отдельные предложения, есть сноски, ссылки и примечания, а в городе — отдельные здания, малые архитектурные формы, элементы, которые связаны между собой, есть какие-то обрывочные фрагменты, исторические цитаты.

Если мы грамотностью не обладаем, городской «текст» для нас становится неким набором странных символов или иероглифов. Тем не менее, стоит сказать, что даже в таком случае «чтение» — это тоже определенная форма восприятия города как (в случае с тем же иероглифом) чего-то очень красивого, загадочного и непонятного и.т.д. Так что провести параллель между городом и текстом мы можем без натяжки, эта метафора действительно работает.

— Здесь город обнаруживает свою многомерность и сложность. Да, действительно, у любого города есть свои «авторы» — это могут быть политические деятели, которые создают город с нуля (вспомним Петра I), либо деятели вроде Наполеона, которые радикально преобразуют города и их пространство. Есть и масса других акторов: бизнес, который извлекает ренту из городского пространства и перестраивает его под свои нужды, есть разные общественные силы — они тоже предъявляют какие-то свои претензии городу и меняют его. То есть, с одной стороны, есть чёткие субъекты, например описанные Йораном Терборном в книге «Города власти» или Майклом Манном в «Источниках социальной власти», а с другой стороны — авторами являемся все мы.

Есть авторы более активные, более сильные, воздействие которых более заметно и концентрированно. Тем не менее, все мы одновременно являемся авторами и читателями этого текста, так как мы городскую среду формируем и мы же её потребляем — это два практически одновременных процесса.

— Этот процесс, на самом деле, происходит сам собой, людям даже не нужно давать специальных методичек или рекомендаций по медиатизации пространства. Если они окажутся даже в самом не освоенном месте без какого-либо «задания» по его медиатизации, оно так или иначе будет медиатизировано.

Дело в том, что люди всегда оставляют различного рода данные, которые накапливаются и накладываются друг на друга. Сама деятельность человека порождает эти пласты данных, различные взаимосвязи и системы коммуникации, которые, хотим мы этого или нет, прорастают. Например, в советских городах не было рекламы (в том виде и объёме, в котором мы её видим сейчас), но, тем не менее, города были заполнены разными сообщениями: всевозможными агитациями, лозунгами, плакатами. Это другой вид медиа, но это тоже медиатизация. Даже если мы запретим рекламу, пропаганду, запретим переписываться в конце концов, разные медийные формы будут появляться в среде вокруг него.

— Прежде всего, пробовать применять структурный подход: стараться видеть за тканью происходящего — за объектами, улицами, людьми — конкретную структуру. Нужно вводить определенные единицы измерения. Например, если мы идём из точки А в точку Б, можно сказать, что мы просто идём из дома в магазин или совершаем прогулку, а можно это описать с точки зрения маршрута, маршрут — это уже пространственная единица измерения. Или когда мы являемся потребителями рекламы, мы тоже можем структурировать её, задав себе разные вопросы: какая это реклама? каким типом сообщений мы сталкиваемся? и .т.д. Когда мы применяем подобный подход к тому пространству, которое нас окружает, мы уже совсем по-другому смотрим на него.

Каждая дисциплина может предложить множество различных категорий или единиц измерения. Социолог городское пространство измерит, например, по концентрации богатых и бедных или наличию субкультур; архитектор оценит пространство и разделит его для себя по стилям архитектуры; урбанист, художник, дизайнер, маркетолог или представитель любой другой профессии — каждый выделит здесь свои условные единицы.

— Таких вопросов сейчас действительно много. Например тема устойчивого развития городов в связке с экологической повесткой, энергетическим переходом и тем, как подобные новшества меняют жизнь города, так как невозможно представить ситуацию, в которой технологии будут развиваться, а жизнь людей, горожан останется прежней. В рамках шеринг-экономики также встаёт вопрос о возникновении новых публичных пространств, которые в традиционной экономике и обществе второй половины XX века были бессмысленны или навязаны, а сегодня они получают новое осмысление.

Отвечая на вопрос «о чём писать?», скажу, что важна даже не тема, а проблема — то, как мы проблематизируем что-либо. Возьмем, к примеру, объекты, изучаемые на уровне микроурбанистики — лавочки или урны. Можно на них посмотреть просто как на предметы, расставленные в городе, а можно изучить их как способ проведения досуга или утилизации мусора в городе. Даже на такие довольно банальные, заурядные объекты можно взглянуть с точки зрения какой-то большой системы, поднять проблему, которая так или иначе встает перед современным обществом и окружить её глубоким, значимым контекстом. Сегодняшний день в этом плане дает очень серьёзную пищу для размышлений специалистам из самых разных сфер.