— За пандемию у нас в очередной раз всё поменялось, и ту программу, которую мы планировали как оффлайновую, сейчас приходится быстро переводить в онлайн. В целом, та программа, которую запустили этой осенью, имеет разные форматы, которые предполагают общение аудитории и спикера. У нас есть большая публичная дискуссия «Что дальше?», где зрители могут голосовать и отвечать на вопросы, которые мы сформулировали в виде диллемы, а также они могут задавать вопросы спикерам.

До ухудшения эпидемиологической ситуации мы проводили в центре города научные «Бранчи с учёными»* в кафе. Встречи проходили в середине выходного дня. Наша задача была осуществить общение учёного и аудитории в максимально неформальной обстановке, чтобы это было похоже не на лекцию, а скорее на разговор, начало которого задаётся модератором, а дальнейшая беседа идёт свободно. Все желающие задавали вопросы, присылали записки, могли подойти к учёному и узнать его мнение относительно той или иной интересующей темы. И наконец, ещё один формат — это мировое кафе «Зачем горожанам музей науки?»*, большая дискуссия за столами. За каждым столом сидит хранитель музея, который занимается конкретным направлением деятельности (разрабатывает выставки, придумывает публичные программы). Люди, которые приходят на встречу, садятся за столы и раунд за раундом переходят от одного стола к другому. Они участвуют в мозговом штурме, набрасывают свои ответы на вопросы, которые им хранитель задаёт, и в итоге у нас получается большая карта с ответами участников.

За всеми этими форматами стоит идея сделать коммуникацию между публикой и учёными или музеем более открытой, свободной и менее затрудненной. Одна из задач Политехнического музея — по возможности снижать барьер между наукой и обществом, который все ещё существует.

— Если честно, мне тяжело сравнивать эти вещи. Я не считаю, что книги или лекции — это плохие инструменты. Они на протяжении многих лет работали и работают. У разных форм научной коммуникации есть разный результат.

Книги и лекции привлекают внимание к научным вопросам и проблемам, имеют дискуссию и свою аудиторию. Мы придумываем пространства, где люди могут общаться и друг с другом, и с учёными и добиваемся сразу нескольких целей.

Одна из них — учёные начинают говорить с широкой аудиторией, видят её, лучше начинают понимать язык, на котором она говорит, о чем она думает, что ей интересно. Обе стороны приобретают навыки научной коммуникации, которые, как мне кажется, важны. Например, вы можете написать книгу и никогда не встретиться с вашей аудиторией. Или вы записали лекцию, она разошлась на YouTube, но, возможно, вы так никогда и не столкнётесь лицом к лицу с вашими зрителями.

Что делать, если люди не меняют своё поведение, не становятся более восприимчивы, а думают «для меня это скучно, сложно и я никогда в этом не разберусь»? Здесь очень важно, как и для любой успешной коммуникации, не только что вы говорите, но при этом кто вы и как вы говорите.

Чтобы коммуникация проходила успешнее, важно, чтобы люди воспринимали учёных не как людей, которые занимаются чем-то непонятным в башне из слоновой кости, а делают интересные и полезные вещи.

В общем и целом, важен правильный язык и разговор. Чтобы обсуждать проблемные вопросы — и в этом смысле навык учёных подстраивать подачу материала под разную аудиторию не упрощает его знания, а делает его способным разговаривать с разными людьми по-разному.

— Мне кажется, что старшеклассники — это уже взрослые люди, и они совершенно в состоянии обсуждать те же самые проблемы и на том же языке, что и взрослая аудитория. Поэтому если мы будем хорошо делать свою работу, старшеклассникам должно быть интересно на всех мероприятиях, которые мы предлагаем. Мои дочери учатся в старших классах, и одна из них приходила на «Бранч с учёным», который мы проводили вместе с Алексеем Фёдоровым. Он рассказывал про квантовый компьютер и в общем и целом, кажется, ей было вполне интересно. Если мы создаем пространство для живого неформального общения, аудитория не должна чувствовать себя смущённо.

— Пока мы не успели перевести все очные форматы в онлайн. Аудитория и её мотивация отличается от тех, кто приходит в оффлайн, и это вещь, которую тяжело сохранить. Например, есть человек, который принимает решение в свой выходной день поехать в кафе на встречу с учёным. Он уже делает какую-то ставку и готов испытать много разных ощущений и от атмосферы, и от беседы, и от того, что заказывает себе чай или коктейль. Это гораздо более сложный опыт, чем когда человек просто открывает компьютер и начинает в него смотреть. Мы понимаем, что этот опыт невозможно сделать идентичным, и пытаемся форматы при переносе из оффлайна в онлайн докручивать так, чтобы эта самая социальная составляющая в них не пропадала.

Если цель просто пригласить учёного, чтобы он мог поделиться контентом, то для этого подойдет и лекция — когда эксперт в виде монолога выражает свою точку зрения на научное достижение или открытие. Наша же цель — создать пространство для неформального общения, поэтому мы стараемся не терять доступность языка и диалог.

Ключевым показателем является не количество зрителей, а их замотивированность и качество дискуссии. Если на онлайн-встречу с учёным пришло 100 человек, но они не задают вопросы, не шутят, не улыбаются, а просто дослушивают до конца и расходятся — такое событие, несмотря на массовость, для нас не считается успешным. Даже если на мероприятие пришло 20 человек, но они счастливы, вовлечены и уходят вдохновлённые и с новыми идеями — для это меня существенно лучше, чем событие на 100 равнодушных людей.

— Аудитория не очень готова к тому, чтобы обсуждать на равных то, как интерпретировать научные результаты, ведь для этого требуется много знаний и погружения в контекст. Поэтому мы говорим о проблемах, которые волнуют и учёного, и общество.

Например, вопрос «что делать с людьми, которые отказываются от прививок?». С одной стороны, он имеет отношение к науке, а с другой — у учёного нет приоритетного права ответа на него, его мнение — одно из многих. Учёный обладает гораздо более прочным понимаем, как выглядит картина распространения вируса с научной точки зрения и научной дисциплины, но само по себе это не делает его экспертом в ответе на этот вопрос — что делать с людьм, которые не верят или игнорируют статистику заражений.

Мы понимаем, что в целом есть много вопросов, которые волнуют нас всех. Ситуация с коронавирусом показала, что многие люди изменили свою рутину из-за его вмешательства, и научное знание — важно и востребовано. Во многом наша жизнь сейчас зависит от того, с какой скоростью появится вакцина, как она будет работать — но ни один из этих разговоров не исчерпывается научной стороной вопроса. Нас всё равно волнует, как будет справедливо поступить с антипрививочниками, как проводится государственная политика и как разные люди будут на это реагировать. Мнение учёных имеет очень большое значение, но не закрывает весь спектр мнений.

— В последнее время меня как раз волнует круг вопросов, которые я уже упоминал: как научное знание существует в обществе, как оно распространяется и как сделать так, чтобы отношение к науке и учёным менялось. А также поиск ответов на вопросы вроде: «что делать с людьми, которые отрицают научную картину мира и не верят в те вещи, которые мне кажутся разумными?», «как жить в обществе, где живут люди с очень разными взглядами, даже конфликтными и полярными?», «как находить компромисс?». Для обсуждения этих тем я предпочитаю формат дискуссии.

Честно скажу, мне в последнее время перестали нравиться лекции, хочется чего-то нового. Спрос на хороший научпоп в России достаточно большой, и кажется, что любой учёный, который хотел прочитать научно-популярную лекцию, уже это сделал. В этом смысле нам тяжело придумать и спродюссировать необычную лекцию. Площадок, которые ждут их, очень много, поэтому мы не планируем от них отказываться, но понимаем, что это высококонкурентное поле, в котором тяжело сделать что-то принципиально новое. Поэтому мне интересно думать про вовлекающие форматы, где много взаимодействия аудитории друг с другом и между аудиторией и учёным-экспертом. При проектировании таких форматов мы опираемся на опыт других институций и стараемся его адаптировать.

— Тяжело говорить про какие-то универсальные решения, но по моему опыту, когда лекторы и учёные становятся популяризаторами науки, страдают от того, что не до конца понимают, чего же от них хотят организаторы. Когда вы общаетесь с людьми — это очень хорошая обратная связь: так вы можете сразу понять, поняли ли вас, заинтересовались ли тем, что вы рассказали, или нет. Когда мы создаём такие мероприятия, мы, в том числе, создаём каналы обратной связи.

Очень приятно получать хорошие отзывы от учёных, когда они приходят, например, на бранч в кафе и говорят: «Как здорово, давно пора! Никогда не было такого, что ты просто сидишь в кафе и болтаешь с аудиторией!».

Это дает силы и желание продолжать этим заниматься. Если бы мы сделали привычный формат, возможно, мы бы этих сил и эмоций получили меньше.

Если учёного попросили провести лекцию в зуме перед сотней черных окошек, в конце которой все говорят ему «спасибо», не задают вопросов — он уходит, но в целом кажется, что он как спикер не получили достаточно положительного подкрепления, эмоций и фидбека. Он часто уходит несколько разочарованным.

В интерактивных форматах выигрывают все — и публика, и спикер получают больше удовольствия. Это важно для того, чтобы это взаимодействие влияло и на самих учёных. Очень часто, когда мы говорим о том, как устроена научная коммуникация, мы делаем большой акцент на аудитории — она должна чему-то научиться, что-то узнать, заинтересоваться, освоить — и это все правда. Но кроме того важно думать и про эффект для учёных и институции.

Наша задача — показать, что дистанция между учёным и не-учёным не такая уж большая. Для того, чтобы стать учёным, нужно приложить много усилий, но для того, чтобы почувствовать себя с ним на равных на человеческом уровне и поговорить — таких усилий нужно гораздо меньше.

Наука не отдельна от общества. Это такая же часть общества, о которой нам интересно поговорить с экспертами и которую легко вынести на обсуждение.

Для того, чтобы понять, что делает молекулярный биолог, мне нужно потратить очень много времени, и возможно, я никогда не пойму в точности, чем он занимается. Но я могу понять, как он проводит карантин, как устроен его рабочий день, чем он занимается в свободное от работы время, что он любит читать, почему он пришел в свою профессию, что ему кажется самым важным. Такие вопросы дают понять, что учёный — такой же человек, как я, и я тоже смогу заинтересоваться тем, чем он занимается.

У меня нет идеи избавиться от традиционных форматов. Они нужны. Просто наша задача — попробовать создать такую сетку из разных форматов, которые друг друга взаимодополняют. Хорошо, когда параллельно с привычными лекциями и дискуссиями существуют менее привычные дебаты и форматы с высокой вовлечённостью аудитории и более равноправным разговором.